Объединение Кореи приведет к объединению всего мира
Выходя из Кремля после встречи с господином Горбачевым, я повернулся к Паку Бо Хи, который сопровождал меня, и дал ему особое указание.
«Мне необходимо встретиться с президентом Ким Ир Сеном до конца 1991 года, — сказал я. — У нас нет времени. Советский Союз прекратит существование через год-другой, и у нашей страны возникнут проблемы. Я должен во что бы то ни стало встретиться с президентом Кимом, чтобы предотвратить войну на Корейском полуострове».
Я понимал, что с распадом Советского Союза в большинстве соцстран рухнет коммунистический режим, Северная Корея окажется загнанной в угол, и никто не знает, на какие провокации будет способно пойти ее правительство. Неуемное стремление этой страны к ядерному вооружению делало ситуацию еще более пугающей. Для того чтобы не допустить войны с Северной Кореей, нам требовался канал связи с ее руководством, которого у нас еще не было. Мне нужно было встретиться с президентом Кимом и заручиться его обещанием не начинать боевых действий против Южной Кореи.
Корейский полуостров — это наш мир в миниатюре. Если на нем прольется кровь, она прольется и во всем мире, и если на нем будет построен мир, он затем охватит и всю землю. Если полуостров объединится, это приведет к объединению всего мира. Однако с конца 1980-х годов Северная Корея стала активно наращивать ядерный потенциал, и страны Запада заявили, что при необходимости готовы нанести упреждающий удар по Северной Корее. Если ситуация накалится до предела, одному Богу известно, на какие отчаянные шаги может пойти эта страна. Я знал, что мне любой ценой необходимо открыть канал связи с Северной Кореей.
Это было нелегкой задачей. Пак Бо Хи связался с северокорейским вице-премьером Ким Даль Хёном, однако ответ Северной Кореи был резко отрицательным.
«Северокорейский народ знает президента Муна лишь как предводителя международного движения за победу над коммунизмом, — сказал вице-премьер. — Почему мы должны принимать у себя лидера консервативной антикоммунистической группы? Мы ни в коем случае не допустим приезда этого человека в нашу страну».
Но Пак Бо Хи не сдался. «Президент США Никсон был ярым антикоммунистом, — напомнил он северокорейскому чиновнику, — однако он побывал с визитом в Китае, встретился с председателем Мао Цзэдуном и наладил дипломатические отношения между США и Китаем. Именно Китаю это принесло наибольшую выгоду. До этой встречи к Китаю относились как к стране-агрессору, а теперь страна завоевывает репутацию одной из ведущих стран на мировой арене. Следовательно, чтобы заручиться доверием международного сообщества, Северной Корее необходимо завязать дружеские отношения с всемирно известным антикоммунистом — таким, как президент Мун».
В конце концов президент Ким Ир Сен пригласил нас с женой 30 ноября 1991 года. Мы в тот момент были на Гавайях, но срочно вылетели в Пекин. Пока мы ждали в зале для почетных гостей главного международного аэропорта Пекина, предоставленном китайским правительством, прибыл представитель правительства Северной Кореи и передал нам официальное приглашение. На документе была четко проставлена печать руководства Пхеньяна.
«Корейская Народно-Демократическая Республика приглашает г-на Мун Сон Мёна, его супругу и сопровождающих лиц для въезда в Республику. Их безопасность гарантирована на весь период пребывания на Севере». На документе стояла подпись: «Ким Даль Хён, вице-премьер Кабинета министров Корейской Народно-Демократической Республики, 30 ноября 1991 года».
Наша группа поднялась на борт особого рейса «Эйр Корио-215», который прислал для нас президент Ким. До этого он никогда не организовывал особых рейсов ни для кого из глав государств, так что это было исключением и проявлением особого к нам отношения.
Самолет пролетел над Желтым морем, потом над Синыйджу, моей родиной Чонджу и в конце концов приземлился в Пхеньяне. Мне сказали, что маршрут был специально рассчитан с тем, чтобы мы пролетели над моей родиной, и когда я взглянул вниз и увидел родные края в пурпурных лучах заходящего солнца, я буквально онемел, а мое сердце заколотилось как сумасшедшее. Я не мог поверить своим глазам: неужто я и в самом деле вижу родину? Мне захотелось тут же выпрыгнуть из самолета и пробежаться по горам и долинам.
В пхеньянском международном аэропорту Сунан меня встретили мои родные, которых я не видел уже сорок восемь лет. Мои младшие сестры, которых я запомнил юными и цветущими, уже состарились и стали бабушками. Они схватили меня за руки, их лица скорбно сморщились, и они громко и безутешно разрыдались. Старшая сестра, которой было уже за семьдесят, уткнулась мне в плечо и заплакала. Но я не плакал.
«Пожалуйста, не плачьте! — сказал я им. — Мне было очень важно встретиться с родными, но я приехал сюда, чтобы исполнить Божий труд. Пожалуйста, не надо так плакать, возьмите себя в руки!»
Внутри у меня все рвалось от рыданий, и слезы текли безудержным потоком. Я увидел сестер впервые за сорок с лишним лет, но я не мог их обнять и поплакать вместе с ними. Мне пришлось сдержать порыв своего сердца и отправиться туда, где для нас были приготовлены комнаты.
На следующее утро по традиции, которой я следовал всю жизнь, я проснулся очень рано и сразу же погрузился в молитву. Если в нашей комнате и были какие-то подслушивающие устройства, моя слезная молитва за объединение Корейского полуострова была записана во всей своей полноте. В тот день мы проехались по Пхеньяну, украшенному множеством лозунгов и транспарантов с идеологией чучхе, разработанной Ким Ир Сеном.
На третий день нашего визита мы отправились самолетом на гору Кымгансан. Была зима, но водопад Курён не замерз и низвергался вниз мощным потоком. Мы обошли все достопримечательности у подножия горы, а потом, на шестой день пребывания на Севере, сели в вертолет и полетели ко мне на родину.
Я так давно мечтал и тосковал о доме своего детства, что мне хотелось очутиться там в один прыжок. И теперь этот дом — вот он, прямо передо мной! Я не мог поверить своим глазам... Это и вправду он, или я просто сплю? Я стоял перед дверьми своего дома несколько долгих минут, показавшихся вечностью, и не мог пошевелиться, застыв, словно статуя. Потом я все-таки вошел внутрь.
Раньше наш дом своим расположением напоминал полый квадрат: в нем были главный коридор, комнаты для гостей, кладовка и амбар — помещения, замкнутые в квадрат вокруг внутреннего двора. Теперь же от дома остался лишь главный коридор. Я прошел в гостиную, где когда-то родился, и сел на пол, скрестив ноги. Воспоминания детства нахлынули на меня с такой ясностью, словно это было лишь вчера.
Потом я отворил маленькую дверцу, ведущую из гостиной на кухню, и выглянул на задний двор. От каштана, на который я так любил залезать, остался лишь трухлявый пень. Мне послышался голос моей мамы, которая ласково звала меня: «Наверное, мой малыш с крошечными глазками проголодался?» В тот момент мимо меня словно прошуршало мамино корейское хлопчатобумажное платье...
Я побывал на могилах родителей и оставил для них букет цветов. В последний раз я виделся с матерью еще в тюрьме Хыннам, куда она пришла навестить меня и громко разрыдалась. Ее могила была слегка припорошена снегом, выпавшим прошлой ночью. Я легонько смахнул его рукой и бережно погладил траву на могильном холме. Прикосновение жесткой травы напомнило мне загрубевшую кожу на тыльной стороне маминой ладони...