Радость поделиться пищей с другими
Мои глаза очень узкие. Мне рассказывали, что когда я родился, моя мама удивилась: «Где же глазки у моего малыша? Или их нет вовсе?» — и попыталась пальцами раздвинуть мне веки. И когда я заморгал, она радостно воскликнула: «Ой, ну слава Богу! Все-таки у него есть глаза!» Из-за того, что у меня такие маленькие глаза, люди дали мне прозвище «маленькие глазки из Осана», поскольку моя мама была родом из деревни Осан.
Тем не менее, я еще ни разу не слышал, чтобы мои маленькие глаза делали меня хоть чуточку менее привлекательным. На самом деле люди, которые разбираются в физиогномике, то есть в искусстве определять черты характера и судьбу по лицу человека, говорили, что маленькие глаза свидетельствуют о моей предрасположенности к тому, чтобы стать религиозным лидером. Думаю, здесь срабатывает тот же принцип, что и в фотокамере: чем уже диафрагма объектива, тем лучше она фокусируется на отдаленных предметах. Религиозный лидер должен заглядывать в будущее дальше, чем другие люди, и, возможно, маленькие глаза как раз и отражают такую способность. Мой нос тоже весьма необычен. Вы только взгляните на него, и сразу поймете, что перед вами упрямый и решительный человек. Наверное, в физиогномике все же что-то есть, поскольку я, оглядываясь назад, вижу очевидные параллели между чертами своего лица и тем, как я прожил свою жизнь.
Я родился в деревне Сансари, в округе Докъон, в уезде Чонджу провинции Пхёнан, и был вторым сыном Мун Кён Ю из рода Мун в Нампхёне и Ким Кён Ге из рода Ким в Ёнане. Я родился в шестой день первого лунного месяца 1920 года, через год после восстания освободительного движения в 1919 году.
Мне говорили, что наша семья поселилась в деревне Сансари еще при моем прадедушке. Мой прадед по линии отца сам построил ферму и работал на ней, вырастив тысячи бушелей риса и нажив благосостояние для всей семьи своими руками. Он никогда не пил и не курил, предпочитая вместо этого покупать еду для тех, кто был беден и нуждался. Когда он умирал, его последними словами были: «Если вы накормите людей со всех районов Кореи, вы получите благословения из всех этих районов». Поэтому комната для гостей в нашем доме всегда была полна народу. Жители окрестных деревень знали, что, придя к нам в гости, они всегда могут рассчитывать на хороший ужин. И моя мама без тени жалобы приняла на себя роль хозяйки, готовящей угощение для всех этих людей.
Мой прадед был очень деятельным человеком, не знавшим ни минуты покоя. Если у него выдавалась свободная минутка, он плел соломенные сандалии, которые затем продавал на рынке. Состарившись, он из милосердия купил нескольких гусей, отпустил их на волю и помолился, чтобы у его потомков было все хорошо. Он нанял учителя каллиграфии, чтобы тот проводил уроки у них дома в комнате для гостей и бесплатно учил грамоте деревенскую молодежь и ребятишек.
Жители деревни называли его «Сон ок» (Драгоценный камень добра) и почитали его дом как «дом, который будет благословлен».
К тому времени, как я родился и подрос, большая часть благосостояния, нажитого прадедом, уже иссякла, и моей семье хватало денег только на самое необходимое. Однако семейная традиция угощать людей была по-прежнему в силе, и мы кормили наших гостей, даже если при этом не хватало еды для членов семьи. Так что первое, чему я научился, впервые встав на ноги, — разносить еду и угощать людей.
Во времена японской оккупации у многих корейцев были конфискованы дома и земельные участки. Люди, спешно бежавшие в Маньчжурию, где они надеялись начать новую жизнь, держали путь мимо нашего дома, расположенного на главной дороге, ведущей в Сончхон в провинции Северная Пхёнан. Моя мама всегда готовила еду, чтобы накормить путников со всех уголков Кореи. Если к нам домой стучался нищий и просил что-нибудь поесть, а мама реагировала недостаточно быстро, дедушка брал свою порцию и отдавал нищему. Наверное, именно потому, что я родился в такой семье, я тоже большую часть своей жизни старался накормить людей. Мне кажется, что кормить людей — это самый почетный труд. Если я ем и вижу рядом с собой кого-то, кому нечего есть, я чувствую такую боль, что кусок просто не лезет в горло.
Я расскажу вам случай, который произошел, когда мне было около 11 лет. Это был один из последних дней уходящего года, когда вся деревня готовилась праздновать Новый год и стряпала рисовые пирожки. Однако рядом с нами жила такая бедная семья, что им совсем нечего было есть. Их лица стояли у меня перед глазами, и это не давало мне покоя; я ходил взад-вперед по дому и не знал, что делать. В конце концов я схватил мешок риса весом в восемь килограммов и выбежал из дома. Я так спешил поскорее вытащить этот мешок из дому, что даже не подумал завязать его. Я взвалил мешок на плечи, крепко ухватился за него и пробежал восемь километров в гору, чтобы добраться до соседского дома. Меня так вдохновляла мысль о том, как это будет здорово — дать этим людям достаточно пищи, чтобы они смогли наесться досыта!
Рядом с нашим домом находилась деревенская мельница. Все четыре ее стены были плотно сколочены, чтобы сквозь щели не просыпалась мука. Благодаря этому зимой мельница становилась лучшим местом, где можно было спрятаться от ветра и согреться. Если кто-нибудь брал у нас немного огня и разводил на мельнице костерок, там становилось теплее, чем в комнате с теплым полом. Очень часто нищие, блуждавшие по стране, останавливались в мельнице на зимовку. Меня буквально завораживали их рассказы об окружающем мире, и я каждую свободную минутку прибегал к ним на мельницу. Мама приносила мне туда еду, не забывая хорошо покормить и странников, которые там жили. Мы ели с ними из одной тарелки и спали под одним одеялом. Так я и проводил все зимы. С приходом весны наши гости отправлялись в путь, и я каждый раз не мог дождаться, когда же наступит следующая зима, чтобы снова встретить их в нашем доме. То, что они были одеты в лохмотья, вовсе не означало, что и сердца их были «в лохмотьях». Они дарили нам глубокую и горячую любовь. Я угощал их едой, а они одаривали меня любовью, и та сердечная дружба и горячая любовь, которой они делились со мной в ответ, до сих пор придает мне сил.
Когда я езжу по миру и вижу, как дети страдают от голода, я всегда вспоминаю о том, как мой дедушка при любой возможности делился едой с другими.