Раздел 1. Путь на Юг
Ученики Отца
С 22 февраля 1948 года до 14 октября 1950 года Истинный Отец держался изо всех сил, сначала вытерпев зверские пытки в Отделе служебных расследований Пхеньяна и в пхеньянской тюрьме, а затем превозмогая тяжеленный принудительный труд в концлагере Хыннам. Проявляя стойкость на пути искупления, иногда он оказывался на волосок от смерти. Выйдя из тюрьмы Хыннам, Истинный Отец отправился в Пхеньян, чтобы встретиться со своими прихожанами и позаботиться о них. Многие горожане к тому времени уже бежали на Юг.
Через сорок дней после прибытия в Пхеньян поздно ночью 4 декабря Истинный Отец вместе с Ким Вон Пхилем, представителем христианства в роли невесты, и Чон Хва Паком, из числа его последователей в тюрьме, занимавшим позицию архангела, отправились в Южную Корею. Они переплыли на лодке реку Тэдон в районе Хангэ вниз по течению от Мангьёндэ. Чон Хва Пак получил увечье, поэтому Истинный Отец посадил его на велосипед и толкал вперёд.
Дойдя до Пёксонгуна в провинции Хванхэ, они пересекли остров Ёнгмэ в южной части полуострова Чонгрён, чтобы добраться до реки Имджин. Перейдя через эту замёрзшую реку, они оказались на территории Южной Кореи. Тяжкий путь Истинного Отца, который вёл за собой двух последователей из Пхеньяна на Юг, символизировал один из аспектов провидения, который заключался в том, что Небеса выводят человечество из падшего мира в идеальный мир изначального творения.
1. Освободившись из тюрьмы Хыннам, я отправился в Пхеньян. Я мог бы навестить родину, где жили родители, но не сделал этого. Я подумал, что, прежде чем побывать на родине, я сначала должен узнать, где и в каких обстоятельствах живут мои прихожане, которые следовали за мной до того, как меня бросили в тюрьму. Я должен был позаботиться о них. Таков путь Небес. Между тем из-за войны ситуация изменилась, и я так и не смог побывать на родине. Однако я предвидел, что такое могло случиться. Тем больше было у меня причин поторопиться и скорее навестить прихожан, нежели побывать на родине. Когда мы пересекали 38-ю параллель, я, помня об этом, молился так: «Ради Небес я покидаю Северную Корею, так и не побывав на родине. Когда я вернусь, я освобожу Северную Корею и поеду на родину праздновать победу Небес». Всю свою жизнь я боролся, чтобы однажды исполнилась эта молитва…
2. Что я делал, вернувшись в Пхеньян после выхода из тюрьмы Хыннам? Я хотел отыскать прихожан, моих последователей до заключения. Я встретил их одного за другим. Из последних трёх человек, которых я нашёл, двое уже умерли от старости. Был один человек, которого мне особенно хотелось найти. Я знал, где он живёт, и попросил кого-то, чтобы его нашли. Но мои усилия не увенчались успехом, и прежде чем мы смогли встретиться, мне пришлось покинуть город.
Затем в Пхеньян вошла северокорейская армия и начались чистки. Четвёртого декабря 1950 года мы бежали на Юг, везя на велосипеде Чон Хва Пака с его сломанной ногой. Мы уходили из Пхеньяна под долетавшие до нас звуки стрельбы северокорейских военных. Армия перекрыла все главные дороги, и беженцы шли на Юг по узеньким тропкам, направляясь через горы и поля к 38-й параллели. Мы шли, и северокорейская армия следовала за нами по пятам, отставая всего на 10 километров. Чон Хва Пак говорил: «В такой ситуации вся наша троица точно погибнет. Так что оставьте меня здесь». Он решил, что станет бременем на нашем пути, и даже попытался убить себя, но я разгадал его намерения и сурово отчитал его. Тогда он смирился и согласился остаться с нами на весь путь до Южной Кореи.
Чтобы попасть на остров Ёнгмэ, мне пришлось нести Чон Хва Пака на спине через илистое мелководье. Если бы начался прилив, мы могли бы утонуть. Я никогда не забуду этот тяжёлый и грязный участок нашего пути.
3. Южная сторона 38-й параллели охранялась южнокорейской армией, а к северной стороне подступала северокорейская армия. Поскольку южнокорейцы охраняли границу, все дороги на Юг были перекрыты. Тридцать восьмая параллель очень тщательно охранялась, и гражданскому населению было запрещено её пересекать, так что нам пришлось взять лодку в Чонгдане. Я прежде других ощутил, что на 38-й параллели происходит что-то необычное. Южнокорейские пограничники расположились на дороге, пересекающей границу, готовые к срочной мобилизации в случае тревоги на 38-й параллели. За день до этого я почувствовал, что южнокорейские пограничники готовятся к мобилизации, поэтому мы быстро покинули приграничную территорию. Мы отправились к пристани, но там не было парома, и нам пришлось идти к острову Ёнгмэ.
От пристани до Ёнгмэ было шесть километров по береговой полосе. Проблема была в том, как одолеть расстояние за два часа, пока не начался прилив. Нам пришлось поторопиться, чтобы успеть до прилива, иначе была бы катастрофа. Я никогда не забуду, как перебегал эти шесть километров по грязи с Чон Хва Паком на спине и бегущим сбоку Ким Вон Пхилем. Мы неслись во всю прыть, положившись на Небеса. Мы были облеплены грязью с головы до пят, когда наконец добежали до берега. Едва мы успели ступить на землю, как начался прилив.
4. Направляясь в Южную Корею, я предвидел, что очень скоро Северная Корея перекроет границу. Я очень сильно переживал, как нам пересечь 38-ю параллель. Если бы бежавшие со мной не послушали меня, нам не удалось бы её пересечь. Ситуация была крайне опасной. Южнокорейская армия отступила от 38-й параллели, и нам нужно было действовать быстро, поэтому я заставлял попутчиков бежать вперёд без отдыха. Чтобы переплыть на Юг, мы отправились на остров Ёнгмэ. Однако южнокорейские солдаты отступали от границы и забирали все лодки, которые только могли найти, и гражданскому населению не разрешалось брать лодки. Мы не смогли найти ни одного плавучего средства, поэтому нам пришлось вернуться на материк и снова идти пешком, попутно отыскивая способы перебраться через 38-ю параллель.
5. Приближаясь к реке Имджин, я интуитивно почувствовал, что нам лучше достичь берега до наступления ночи. В такой ситуации мне пришлось принять экстренные меры. Я до предела закрутил свою духовную антенну. Обычно я так не поступаю. В тот вечер, как обычно, беженцы искали место для ночёвки в деревне. Однако я чувствовал приближение опасности, и мы продолжили путь даже после полуночи. Примерно в час ночи мы дошли до дома возле реки. Дом был пуст. Хозяева сбежали на Юг, и мы вошли внутрь. Затем мы продолжили путь и подошли к берегу реки до рассвета, но вода в реке Имджин ещё не замёрзла. Я встревожился и подумал: «Река должна замёрзнуть до наступления дня. А что, если она не замёрзнет?». Однако, благодаря Богу, река замёрзла и рано утром мы перешли через неё.
Нам казалось, что мы первые добрались до Юга, но тут выяснилось, что многие успели раньше нас. Отступая, войска ООН перекрыли дорогу прямо за нашей спиной. Тем, кто шёл за нами, пришлось вернуться на Север. Что было бы, промедли мы хоть на минуту? От одной минуты порой зависят жизнь или смерть. Такие ситуации могут часто происходить в нашей жизни, особенно когда мы следуем по пути Небес. Вот сколь суров этот путь.
6. Выйдя из тюрьмы Хыннам, я жил как бродяга без гроша за душой. Два месяца по пути из Пхеньяна в Южную Корею я побирался и просил еду. Порой голод становился просто невыносимым. Однако я не мог взмолиться Богу и попросить: «Дорогой Боже, сегодня мне нечего есть. Прошу Тебя, дай мне хоть что-нибудь!». Наоборот, я утешал Бога. Иногда я чувствовал: «Завтра по дороге меня обязательно чем-нибудь угостит добросердечная женщина».
На следующий день на дороге меня ждала женщина в белой одежде. Она протянула мне еду и сказала: «Вчера ночью мне приснился сон, в котором меня просили приготовить для тебя еду. Поэтому-то я и жду тебя. Пожалуйста, угощайся!». Такое происходило довольно часто. У меня имелся такой опыт, никто не станет этого отрицать.
Когда-нибудь я обязательно воздам должное всем людям и сообществам, которые мне помогали. Бог и я чувствуем одинаково. Никто в целом свете не знает о слезах, которые мы пролили вместе с Богом, рыдая в обнимку. Никто не в силах охватить всю глубину моих чувств к Богу. Я ощущаю боль всеми клеточками своего тела, как только вспоминаю об этом…
Обещание, данное на 38-й параллели
Перейдя через 38-ю параллель, Истинный Отец со слезами произнёс в молитве священную клятву: «Я вот этими двумя руками объединю свободный мир, одолею коммунистов и освобожу Северную Корею. В конечном итоге я любой ценой объединю Северную и Южную Корею». Он никогда не забывал свою молитву и данное в тот день обещание. Истинный Отец всю жизнь боролся, чтобы его осуществить.
Двадцать первого декабря 1950 года Истинный Отец перешёл реку Имджин и начал свой 80-километровый пеший путь до Сеула. Он миновал станцию Мунсан, что южнее демилитаризованной зоны, пересёк реку Хан 27 декабря, через 24 дня после выхода из Пхеньяна, и дошёл до Хыксокдона в Сеуле, где жил когда-то во время учёбы.
7. Я не забуду, как молился, переходя 38-ю параллель. «Отец! Я иду на Юг. Я уже был на Севере, но не смог осуществить Твою волю, как изначально надеялся. Я не смог избежать тюрьмы, и самым печальным в этом было чувство поражения из-за того, что я не смог достичь цели. Сейчас я иду на Юг вместе с другими беженцами. Я знаю, что даже на Юге меня будут преследовать. Что бы ни случилось, я продолжу своё дело, даже если мне перекроют путь на десять или двадцать лет. Знаю, что когда-нибудь мне придётся вернуться на Север. Если я не вернусь туда сам, пусть мои потомки побывают там, а если и они не смогут туда поехать, пусть поедут мои последователи».
Такую решимость я выражал, переходя через 38-ю параллель. С тех пор я борюсь. С такой решимостью десяток лет пролетает у меня как один день. Дав клятву Богу, я вижу путь иначе, чем вы.
8. Никто не знает, какую клятву я принёс в своём сердце, пересекая 38-ю параллель, и никто не поймёт, какими словами я молился за будущее провидение в Южной Корее, пока почти три года находился в северокорейском трудовом лагере Хыннам. Никто и представить себе не может, как я рыдал в молитве в тот день, когда пересекал 38-ю параллель в самых прискорбных обстоятельствах.
Я не забуду, как молился о матери с отцом, которые вырастили меня с величайшей любовью и заботой и которых мне пришлось оставить на родине. Я молился так: «Пожалуйста, не умирайте. Я очень сожалею, что пришлось быть непочтительным к вам… но дождитесь меня, прошу вас! Ведь я вернусь!». Когда меня пытали коммунисты, я поклялся: «Я своими глазами увижу день, когда я приведу ваших людей к подчинению Богу и они станут прославлять Его святое имя. Вы станете свидетельствовать о Боге своим собственным языком. Я дождусь этого, прежде чем умереть». Вам не постичь всей серьёзности принятых мной решений. Они засели глубоко в моём сердце.
9. Путешествуя с Севера на Юг, я чувствовал, будто я совсем один. Кажется, это было всего пару дней назад. За это время случилось множество кошмарных вещей. Когда я вышел из тюрьмы Хыннам в Северной Корее, я был ещё молод, мне был всего 31 год. Уходя, я был полон решимости начать всё заново. В Северной Корее я пережил много трудностей, но уже забыл всё плохое, что довелось испытать. Я использовал свой опыт как толчок к тому, чтобы начать всё сначала, не позволяя воспоминаниям тормозить меня на пути. Я чувствовал ответственность за то, чтобы пройти путь Божьей воли, что бы он от меня ни потребовал.
Я был молод, едва разменял четвёртый десяток и только что освободился из тюрьмы, и я был решительно настроен на новое начало. Мне понадобилось почти два месяца, чтобы добраться из Северной Кореи до Пусана. Мой путь пролегал через 38-ю параллель и город Кёнджу. Пусан был наводнён беженцами и негде было остановиться. У меня не было другого выбора, кроме как соорудить себе небольшую хижину на склоне горы.
Раздел 2. Новое начало в Пусане
Жизнь беженца
Добравшись до Хыксокдона в Сеуле, Истинный Отец отправился в гости к Но Пхиль Кваку, своему товарищу, с которым вместе посещал Новую церковь Иисуса в Мёнгсудэ. Однако Но Пхиль Квак уже уехал в Пусан, и Истинный Отец остановился в его доме вместе с вещами на несколько дней.
Тридцатого декабря 1950 года, обыскав всё вдоль и поперёк, Истинный Отец нашёл дом своей бывшей домовладелицы госпожи Ли Ги Бон с семьёй и встретился с ними. Они проговорили до поздней ночи. Когда Отец рано утром 31 декабря вернулся в дом Но Пхиль Квака, явилась полиция и забрала его в полицейский участок в Хыксокдоне на допрос. Незадолго до этого Ким Вон Пхиля вызвали на армейский призывной пункт, скорее всего, для призыва на службу в оборонный корпус, а теперь Отцу предстояло предстать перед судом. На военной базе, расположенной во дворце Чангьён, Отец прошёл медицинский осмотр.
Однако следователь, глядя на бритую голову Отца и слушая его рассказ о том, что он пришёл из Северной Кореи, назначил ему освобождение от службы класса С, побоявшись лишиться работы, если окажется, что Отец — шпион или дезертир северокорейской армии. В результате Истинный Отец был освобождён от призыва. Ким Вон Пхилю дали точно такое же освобождение. Затем они оба вернулись в дом Но Пхиль Квака в Хыксокдоне, где и встретили Новый Год. Через два дня Истинный Отец со своими бумагами об освобождении от службы отправился в полицейский участок, где ему был присвоен статус беженца. Третьего января всем жителям Сеула было приказано эвакуироваться из города, поскольку на следующий день ожидалось отступление южнокорейской армии. Истинный Отец с товарищами снова присоединился к беженцам и направился в Пусан.
1. Перебираясь из Северной Кореи в Южную, я ходил бритоголовым. В те времена новобранцам, вступившим в ряды армии, тоже обривали голову. Я был молод и, оказавшись в Южной Корее, должен был пойти служить в армию. Новобранцам предстояло пройти медосмотр во дворце Чангьён. Я совсем недавно освободился из тюрьмы, но не был слишком уж тощим. Обследуя меня и расспрашивая о здоровье, один из офицеров спросил: «Ты вообще откуда?». В то время было сложно определить, кто солдат, а кто шпион. Из-за моих едва отросших волос он подумал, что я вполне могу смахивать на шпиона. Он знал, что если пошлёт шпиона в армию, то может лишиться работы. Так что, поговорив со мной, он поставил на мои документы печать «третьего класса», что означало моё освобождение от службы в армии. Я везде носил с собой эту бумагу, и её принимали повсюду. Это был мой единственный документ.
2. Я переживал трудности, но это были не простые трудности. Когда мы бежали на Юг, северокорейская армия буквально наступала нам на пятки, да так, что мы отчётливо слышали звуки стрельбы. На пути нам пришлось пережить немало опасностей из-за близости советской, китайской и северокорейской армий. В конце концов мы прибыли в лагерь для беженцев в Пусане. Я был уверен, что из всех беженцев мы самыми последними добрались до Юга, прибыв сразу после битвы на реке Накдон. Южнокорейские войска оборонялись из последних сил. Мой беженский путь был крайне тяжёлым. Происходило так много незабываемых событий!
Это были не просто этапы моей личной жизни, а шаги к исцелению Божьих ран горечи и боли путём заплаченного за историю искупления. Вам следует понять, что с самого начала я уже решил, что не пойду удобным и комфортным путём. Я не из тех, кто оглядывается назад в поисках других, более лёгких путей.
Когда я был беженцем, у меня не было дома. Я спал прямо на улице на траве или в песчаных карьерах, укрываясь лишь небом, глядя на звёзды и горько рыдая о судьбе Корейского полуострова.
3. У нас ушло 55 дней на то, чтобы добраться от Пхеньяна до Пусана. По пути мы побирались в поисках еды, и, что интересно, Бог всегда хорошо знал, когда мы были особенно голодными и уставшими. Он видел всё. Однажды мне в голову пришла мысль: «Послезавтра мы поедим курятины». Затем так случилось, что ко мне подошла женщина, поздоровалась и сказала: «Заходи!». Я спросил: «Вы кто? Я вас не знаю». Она ответила: «Вчера ночью мне приснился мой прапрадед. Он сказал, что ко мне придёт благородный гость, и велел приготовить ему курицу и рисовых пирожков. Ну я так и сделала!». Я спросил: «Откуда вы узнали, как он выглядит?». Она ответила: «Мне сказали, что это будет прохожий в лохмотьях, а ваше лицо именно такое, как у него!». Вы можете вообще поверить в подобное?! В общем, меня сытно накормили курятиной и рисовыми пирожками. Такое происходило довольно часто.
4. Люди, следовавшие за мной в Северной Корее, были полны энтузиазма. Они ходили за мной днём и ночью, куда бы я ни пошёл, и встречались со всеми, с кем встречался я. Но после того как я попал в тюрьму, большинство из них бесследно исчезло. Даже самых незабвенных унесло прочь. Был один человек, которому я написал прочувствованное письмо и передал с оказией. Однако когда я пришёл к нему в гости, он уже был совсем другим. Он сказал: «Если ты сын Бога, как ты вообще оказался в тюрьме? Всё твоё учение — ложь!». Он даже не подумал прочитать моё письмо. Вместо этого он заявил: «Ого, еретика уже освободили! Ты пришёл сюда нести свою ересь?». И я забрал своё письмо.
Это письмо ещё было со мной, когда я проходил мимо Ёнгчона в южнокорейской провинции Северный Кёнсан. И там, переходя мост за железнодорожными путями, ведущими в Пусан, я вытащил это письмо и перечитал его, а затем порвал и выбросил. Это произошло 18 января 1951 года. Было много подобных случаев, которые невозможно забыть…
Я знал, что даже самые преданные последователи могут потерять веру, предать меня и уйти. Когда я был в тюрьме, дух этого человека пришёл ко мне, поздоровался и со слезами поведал свою историю, а потом сказал: «Я ухожу от тебя». Я подумал: «Как такое может быть?». Однако, как я позже узнал, именно в тот самый момент он фактически и ушёл.
Страдания Отца в статусе беженца
Добравшись до станции Чорян в Пусане 27 января 1951 года, Истинный Отец сварил рис в жестянке из-под масла в зале ожидания. Они с Ким Вон Пхилем поели риса и провели там первую ночь. В те дни Пусан был наводнён беженцами. На следующее утро им удалось найти Но Пхиль Квака, который оставил им свой пусанский адрес ещё в Хыксокдоне, прежде чем бежать в Пусан незадолго до них. Они пробыли у него три дня.
Затем 31 января Истинный Отец неожиданно встретил своего друга Ом Док Муна, с которым учился в Японии. Ом Док Мун впоследствии стал выдающимся архитектором и спроектировал центр Соджон в Сеуле. Ом Док Мун настоял на том, чтобы Истинный Отец остановился у них в съёмной комнате в Пуминдоне. Истинный Отец неохотно пошёл к нему и прожил какое-то время вместе с семьёй Ом Дока, состоявшей из четырёх человек — его самого, жены и двоих детей. Выслушав рассказ Отца в течение недели, Ом Док упал перед ним на колени и признался: «Я больше не могу считать тебя просто другом; ты — мой учитель, великий святой и философ!».
В начале апреля Истинный Отец с Ким Вон Пхилем поселились в лагере для беженцев, который представлял собой лишь тесные бараки за станцией Чорян. Они пробыли там чуть больше десяти дней, пока однажды не столкнулись с Ким Вон Доком, одним из учеников Отца в тюрьме Хыннам. Они пробыли у него в гостях в Кочондоне около двух недель. Примерно четыре месяца, с мая по август, они жили в общежитии на окраине Помнетголя, где до освобождения страны жили рабочие японской энергетической компании. Ещё полмесяца они жили на третьем пирсе пусанского порта, где работали грузчиками. Иногда Отцу приходилось спать на солнечной полянке в лесу или в бомбоубежище. Временами он даже побирался в поисках еды и ложился отдохнуть под навесами чужих домов. Такой горькой была его жизнь беженца.
5. Когда я добрался до Пусана, город оказался наводнён людьми, утрамбованными, словно сардины в банке. Нигде невозможно было найти никакого жилья. В любом мусорном контейнере или пустой коробке ютилось по два-три человека. Все беженцы со всех концов Кореи стекались в Пусан. Город был похож на плавильный котёл. В нём негде было и шагу шагнуть. Все деревушки близ Пусана были битком набиты людьми. Давка была такая, что невозможно было устоять на ногах — тебя всё время пихали и толкали. Так мы и жили.
Когда я добрался до Пусана, у меня не было ни одежды, ни еды. Мне нужно было заработать хоть что-нибудь, и я брался за любую, даже самую странную работу. Но и в таких обстоятельствах я смог основать новое церковное движение.
У меня не было крыши над головой, а ведь шёл февраль, весьма и весьма холодный. Я работал в ночную смену и заканчивал между десятью вечера и полуночью. По ночам стоял лютый мороз, и я спал, свернувшись как креветка и закутавшись в пальто, едва закрывавшее колени. Я до сих пор это помню. Я попросил одного из членов Церкви сохранить моё пальто на память, но кто-то выбросил его, решив, что оно слишком старое и изодранное. Если бы это пальто сохранилось и вы смогли бы его увидеть, вы не сдержали бы слёз. Это было незабвенное пальто. Так я и жил, шаг за шагом закладывая основание, которое у нас сейчас есть.
6. В самое тёплое время дня, с часу до двух пополудни, я часто спал, закутавшись в пальто, меж двух валунов на холме. Однажды в дождливый день у банка Чохан я встретил школьного друга по имени Ом Док Мун. Увидев его, я не сдержался и так гаркнул на всю улицу, что все вокруг обернулись и уставились на меня. Он сказал, что даже представить не мог, что когда-нибудь снова увидит меня. Он думал, что я погиб в Северной Корее. Как только мы встретились, он тут же пригласил меня в гости. Я до сих пор благодарен ему за доброту. Тогда слишком много беженцев ютилось по ночам под навесами чужих домов. Я никогда не забуду, как он пригласил меня к себе домой и с какой добротой отнёсся ко мне.
7. Выйдя из тюрьмы Хыннам, я четыре месяца добирался до Пусана. Вы не представляете, какой грязнющей была моя одежда. Она была такой грязной, что я носил её вывернутой наизнанку. В Пусане негде было переночевать. Стоял декабрь и было реально холодно, а на мне был лишь один слой одежды. В Пусане я пытался справиться с морозом, по ночам работая в порту у военной базы. Работать по ночам было легче, чем пытаться уснуть. Днём я уходил в горы за город в поисках места, где можно было прикорнуть в лесу либо побыть одному.
8. В бытие своё беженцем в Пусане я спал у пирса или в горах. Это был интересный опыт. В начале февраля, когда стояли морозы, я ложился на свою военную шинель и заворачивался в неё. Из-за лютых морозов я работал по ночам и спал днём, с десяти утра до двух часов дня. Было хорошо вздремнуть на солнечном склоне горы, заснув сидя, словно крестьянин. Проснувшись и расправляя свою одежду, я вспоминал стихотворение Ким Сат Гата«Бродяга».
Если у меня были деньги и мне хотелось поесть каши, я шёл к причалу. Там стояли женщины, торговавшие кашей из красной фасоли, которую они сами и готовили, а затем раскладывали по горшкам и укрывали куском ткани, словно любящие и заботливые мамы своих малышей. Я покупал такой горшок каши и съедал её. В то время эти продавщицы были моими друзьями.
Глиняная лачуга в Помильдоне
В августе 1951 года Истинный Отец слепил маленькую хижину с глиняными стенами на склоне горы Суджон на окраине деревни Помнетголь. Её нынешний адрес — 1513, Помиль 4-дон, Тонгу, Пусан. Всё, что у него было, — это лишь земля и булыжники, которые он пытался пристроить друг на дружку, да так, что всё сооружение обваливалось пару раз, прежде чем его удалось достроить с третьей попытки. В лачуге была всего одна комнатка площадью менее шести квадратных метров. В ней не было отдельной кухни — лишь самодельная печка сбоку от наружной стены, на которую помещался один горшок. Рядом с печкой прямо посередине стены была прорублена дверь в метр высотой, в которую можно было протиснуться, если перелезть через порог, высоко задирая ноги и согнувшись чуть ли не пополам.
Крыша, сооружённая из сложенных вместе картонных коробок, была слишком низкой, чтобы под ней можно было выпрямиться во весь рост. В солнечную погоду через щели в крыше виднелось небо, а в ненастную погоду дождь заливался сквозь щели прямо в дом. Во время дождя из одного угла комнаты в другой хлестал ручеёк, а из-под пола доносилось журчание воды. Вода, затекавшая внутрь через трубу, скапливалась в углу, примыкавшем к горе, и затем вытекала по жёлобу под полом через отводное отверстие. На полу в несколько слоёв лежали соломенные тюфяки, затем три-четыре слоя соломенных мешков, а сверху было расстелено большое и широкое одеяло.
Во второй половине 1951 года Ким Вон Пхиль работал, а Истинный Отец, помогая ему, в основном был сосредоточен на духовной подготовке. Ким Вон Пхиль уходил на работу рано утром и возвращался поздно вечером. Он работал оформителем на военной базе, а в свободное время рисовал для американских солдат портреты их жён по фотографиям. За один портрет он выручал четыре доллара. Он рисовал по десятку портретов в день, а в хорошие дни бывало и по 20-30 портретов. В то время Истинный Отец написал Волли Вонбон, первоначальный текст Божественного Принципа. По ночам он глядел на раскинувшийся внизу Пусан и в мыслях рисовал себе провиденциальное будущее. Каждый день рано утром он забирался на вершину горы и приносил слёзные молитвы.
9. Когда я впервые добрался до Чоряна в Пусане как беженец, мне было всего 32 года. Я был молодым и даже ещё более красивым и статным, чем сейчас. Я работал на четвёртом пирсе в пусанском порту. Помню тех женщин, что продавали там кашу из красной фасоли и рисовые пирожки. Я также помню, как писал первоначальный текст Божественного Принципа в крохотной комнатушке в рабочих бараках Чоряна. Эти комнатки были такие маленькие, что там невозможно было лёжа выпрямиться, разве что лечь по диагонали. И даже лёжа по диагонали, я касался ступнями стены.
10. Когда я беженцем жил в Пусане, вокруг меня собиралось множество людей. Если я рассказывал им что-нибудь интересное, у них находилась еда и они делились со мной. Но я не мог так дальше жить и решил соорудить домишко, который, впрочем, был не лучше собачьей конуры. Стены и крыша были слеплены из глины и каменьев, да и вся эта конструкция была слишком хлипкой, чтобы в ней жить. У меня не было ни клочка своей земли, где я мог бы построить жильё, поэтому я построил его на склоне горы. И только закончив дом, я понял, что в центре пола протекает небольшой ручеёк. Крыша была сделана из старых картонных коробок, и комнатка была реально крошечной. Я носил одно и то же рваньё четыре месяца подряд. Такими жалкими были условия моей жизни, но тем не менее духовно открытые люди приходили и искали меня.
11. Начав свой путь в Пусане, я построил в Помильдоне маленькую лачугу, похожую на ласточкино гнездо. Чтобы её построить, мне требовалась лопата. Я попытался взять её у кого-нибудь на время, но никто не хотел давать. Беженцы готовы были продать всё что угодно, чтобы раздобыть денег, поэтому люди не хотели давать лопату даже на время. Мне нужно было построить дом, но у меня не было ни лопаты, ни денег. И что мне было делать? Пришлось брать пожарный совок. Мне также требовалась кирка или мотыга, но у меня не было ни того, ни другого, и я соорудил фундамент дома с помощью одного лишь пожарного совка. Я также хотел занять у кого-нибудь формы для изготовления кирпичей, но не смог ничего раздобыть. Так что я отправился на американскую военную базу, взял там несколько пустых картонных коробок, расплющил их, обмазал сверху глиной и соорудил дом. На него ушло столько глины! Так я и слепил себе жильё, похожее на ласточкино гнездо.
12. Некоторые мои последователи из Северной Кореи переехали на Юг. Они не могли меня забыть, и, когда услышали, что я в Пусане, отправились меня искать. В той крохотной лачуге мы проводили воскресные службы. Она, хоть и маленькая, стала широко известной.
У меня не было своей земли, поэтому я построил избушку, разровняв площадку на склоне горы. Никому не было дела до того, что я раскопал гору и построил на ней жильё. Во время дождя прямо через комнатку струился ручей. Как это было чудесно! Словно самый лучший, современный дом в двадцать первом веке! Ну что я мог сделать? Я выкопал яму в земле глубиной в один фут и заложил туда камни в качестве дренажа для отвода воды. Я соорудил жёлоб, чтобы выводить воду наружу, а сверху настелил тёплый пол типа ондоль. Так что ручей протекал под ондолем. Замечательный был дом!
13. Двадцать пятого июня 1953 года вступило в силу соглашение о прекращении огня. Пусанский порт заполнили американские корабли, груженные военным снаряжением. Каждое утро я пересчитывал корабли. До прекращения огня в порту бывало по 50 кораблей, а иногда и больше сотни. По ним я мог определить, как идут дела на войне. Если в порту оказывалось много кораблей, я думал: «Грядёт крупное сражение». Если же кораблей было мало, я решал: «Война продолжится на том же уровне». В то время у меня было лишь несколько учеников. Пока я жил сам по себе в Помильдоне, членами моей церкви становились те, кто приходил искать меня, ведомые духовным миром. Я помню это так, будто всё происходило лишь вчера.
14. Когда-то давно, когда я был беженцем в Пусане, я много плакал. Во всем мире не нашлось бы такого жилища, как у меня. Домишко был построен на скале. В нём были маленький столик и холсты для живописи. Холсты предназначались для того, чтобы писать на них портреты для американских солдат, которые возвращались домой после Корейской войны. В домике были лишь две эти вещи. Это было нищенское существование. Я ходил в американском военном кителе — таком коричневом, с четырьмя карманами — и в традиционных корейских штанах синего цвета, не подвязанных снизу. На ногах у меня были разные резиновые калоши — одна большая, другая маленькая. И в таком вот никудышном виде я в одиночестве сидел на вершине скалы и рыдал в молитве. Это место теперь называется Скалой слёз.
15. Когда мы были беженцами, Вон Пхиль писал и продавал портреты. Я сколачивал рамки и очерчивал линии, а он набрасывал портреты. Когда он заканчивал набросок, нарисовав нос, я приступал к раскрашиванию. Мы занимались живописью всю ночь напролёт, начиная с полуночи, и за ночь могли написать до тридцати портретов. Чтобы управиться с таким количеством работы, мы сначала очерчивали линии. Вон Пхиль раскладывал бумагу для тридцати портретов, а я проводил вертикальные и горизонтальные линии. Затем по этим линиям он делал наброски. За каждую картину мы выручали четыре доллара. Что могли привезти в подарок жёнам американские солдаты, возвращавшиеся домой? Они знали, что лучшим подарком для жён будет их портрет, поэтому мы и рисовали для них портреты. Сегодня мы могли бы продавать такие портреты за тридцать-сорок долларов — а может, и за триста. В среднем Вон Пхиль рисовал за ночь более двадцати портретов. Он не управился бы с ними в одиночку, и я помогал ему. Мы вместе работали ночь напролёт.
16. Я с нежностью вспоминаю о том времени, когда жил в Помнетголе с Ким Вон Пхилем. Для меня это было лучшее время. Обычно мы считаем лучшим временем жизни дошкольные и младшие школьные годы, когда нас ждали мама с папой и отводили домой, проводили с нами много времени. Это время кажется нам лучшим. Вот и тогда, в Помнетголе, мы по-родственному заботились друг о друге. Мы очень глубоко понимали сердечные чувства друг друга, поэтому те времена были так хороши. Они были хороши ещё и потому, что главной для нас была Божья воля и благодаря этому наши сердечные взаимоотношения были лучше, чем когда-либо. Именно поэтому я и говорю, что тогда было хорошее время.
17. Вокруг Освящённой земли в пусанском Помильдоне не было ничего, кроме каменистой долины рядом с кладбищем. В том месте я и построил свою лачугу — скромное временное убежище. Засыпая там, я знал, что это лучший способ явить сыновнюю почтительность Богу, более глубокую, чем у того, кто может позволить себе роскошь жить там, где хочется. Моим главным стремлением было достичь глубочайшего духовного стандарта, какого не достиг бы никто другой. В те дни внешне я выглядел вообще никак, будто самый ничтожный человек на свете. Моё бурое от загара лицо заросло бородой, а носил я помесь корейской и западной одежды.
18. Вы должны знать, с какими отчаянными и горькими чувствами я прижимался к скалам на Освящённой земле в Помнетголе. Можете ли вы себе представить, о чём я молился, глядя на пусанский порт, заполненный кораблями, перевозившими оружие во время Корейской войны? Все мои молитвы тех времён воплотились в жизнь. Церковь Объединения, которую не принимал никто в целом мире, которую все отвергали и которой пришлось пережить самые разные испытания, с сиротского положения как номинально, так и в реальности добилась сейчас высокой позиции.
На самом деле в этом для меня не было ничего неожиданного. Тем не менее всю свою жизнь я делаю всё возможное, чтобы стать почтительным сыном Бога. Такой он, этот человек, преподобный Мун, за которым вы следуете, которому верите и которого почитаете.
19. Иногда в Корее бывают всемирно известные пасторы, но зачем они сюда приезжают? Они приезжают, чтобы побывать на Освящённой земле в Пусане, где я обычно сидел в своём жалком и плачевном состоянии, пока был беженцем. В те дни я сидел там и думал: «Я должен пересечь океан, чтобы посеять семена сердечных связей моей родины с другими, заморскими странами. Вот чего желает моё сердце. Я должен посеять эти семена».
Корейская война была в самом разгаре. В таких обстоятельствах наш мир был похож на айсберг, такой же суровый и холодный. Семьи были разделены. С большим трудом можно было отыскать любящих родителей, супругов или детей. Я молился, вглядываясь в море далеко за Пусаном. Бог ответил мне: «Знаешь, в будущем мир будет таким-то и таким-то», — и показал мне картинку. Я очутился на огромном небесном корабле, следующем в порт, где на пристани собралось множество людей, которые радостно кричали и приветствовали меня. Так Бог пытался меня утешить.
Раздел 3. Волли Вонбон
Одобрение Бога
Одиннадцатого мая 1951 года Истинный Отец начал писать Волли Вонбон, изначальный Божественный Принцип. Он закончил работу 10 мая следующего года. Он писал так быстро, что живший с ним ученик едва успевал точить ему карандаши, чтобы угнаться за его скоростью. Записывая первый рукописный вариант Принципа, Отец со слезами пел гимны и молился. Иногда он забирался на небольшой выступ горы позади своей картонной лачуги, чтобы петь и медитировать. Затем он возвращался и посвящал всё сердце и всю душу своей рукописи.
Рукопись Волли Вонбон состоит из пяти отдельных частей. Листы каждой части были скреплены шнурками, продетыми сквозь четыре дырки. В рукописи насчитывается 690 с лишним страниц. Текст написан карандашом слева направо наклонным шрифтом с использованием корейских букв и китайских иероглифов. Проверка текста велась с помощью чёрных, синих и коричневых чернил. Некоторые строки слегка подчёркнуты красным карандашом. Интересно, что на десяти страницах в середине рукописи (с 291 по 300) текст написан синими чернилами.
Огромная ценность Волли Вонбон заключается в том, что книга написана рукой Истинного Отца. Это самая ранняя из существующих рукопись Божественного Принципа. В ранние годы Церкви несколько учеников переписали Волли Вонбон и раздали копии другим, пустив по кругу.
1. Проповедуя Принцип, я ссылаюсь не только на Библию. По большей части его текст взят не непосредственно из Библии. Я получил его напрямую от Бога. Иисус не сам написал Священный текст, Новый Завет составлен его апостолами.
Истина должна оставаться истиной. Её нельзя разбавлять своими собственными теологическими взглядами или теориями. Разве Бог дал вам на это право? Я спрашиваю вас: разрешали ли вам добавлять к истине ваши личные теории? Я никогда не предлагал людям что-либо, не одобренное Богом. Сначала я «проживал» это и только затем предлагал людям. Так что сомневаться в этом не приходится. Вот почему всё это никуда не исчезнет.
2. Когда я жил в пусанском Помильдоне, у меня даже не было приличной одежды. Я ходил с лохматой нестриженой головой и жил в похожей на погреб лачуге вместе с другим молодым человеком, Ким Вон Пхилем. Должно быть, окружающие, глядя на нас, испытывали жалость и сострадание.
Однажды Ким Вон Пхиль сказал, что устроится на работу, чтобы зарабатывать деньги, и я согласился с ним. Когда я писал Волли Вонбон, первую рукопись Божественного Принципа, уже один тот факт, что рядом находился хотя бы один товарищ, который следовал за мной и шёл по тому же пути, был поистине бесценным. Вам тоже нужно ощутить вкус такой близкой дружбы.
Каждый день, когда Ким Вон Пхиль уходил на работу, я обязательно провожал его хотя бы километр. Иначе я чувствовал себя неуютно. Когда он должен был возвращаться с работы, я снова выходил, чтобы встретить его и вместе пойти домой. Вы не представляете, как я рад был видеть его в конце каждого дня. Когда мы ложились спать, у нас не было тёплых одеял, а лишь одно тонкое покрывало, чтобы укрыться. Так мы и жили…
3. Я написал книгу о Принципе, Волли Вонбон, в пусанском Помильдоне, обозревая сверху морской порт. Сначала я набросал основные моменты в виде конспекта, а затем принялся писать. Я записывал идеи в сжатой форме, словно поэму. Поскольку я писал лишь самое главное, людям было непросто понять мои записи без общих пояснений. Так я закончил весь текст к маю 1952 года.
После Волли Вонбон было Введение в Божественный Принцип (Волли Хэссоль), а затем и сам Божественный Принцип (Волли Канон).
4. Я открыл Принцип, не только читая Библию. Я думал так: «Если Книга Бытия рассказывает о грехопадении человека, то Книга откровений описывает процесс восстановления. Если что-то пошло не так с Древом жизни, значит и восстановление должно происходить с помощью Древа жизни. В противном случае Библия вводит нас в заблуждение». Всё, что исходит из семени, возвращается в семя. Именно так всё должно происходить. Аналогично, росток из проросшего семени должен расти вверх, а не вбок. Всё должно быть именно так.
Принцип, которому я вас учу, с провиденциальной точки зрения соответствует истории. В основе его лежит дедуктивный метод. Несомненно, Бог жив. Если Бог существует и с любовью возглавляет провидение ради исполнения Своей воли, в нашем мире должна наступить эпоха единства, основанного на культурной сфере Божьей любви. Глядя с этой точки зрения, я открыл, зачем Бог сотворил небеса и землю, как создавались небеса и земля и почему Бог — это любовь.
5. Бог утешает всех скорбящих. Он также Господь, управляющий жизнью, смертью, неудачами и благословениями. Вот почему люди хотят полагаться на Него в любой ситуации, особенно в тяжёлые времена. И если вы всем сердцем желаете заботиться о других, Бог придёт, даже если вы попросите Его не приходить. Причина в том, что в таких обстоятельствах вы создаёте основу для того, чтобы Он мог соотноситься с вами как со Своим подобием. Каждый раз, когда вы делаете что-то хорошее, Бог приходит к вам, даже если вы просите Его не приходить. Там, где добро, есть и Бог.
По этой причине такие понятия, как «партнёр-объект» и «ценность партнёра-объекта», представлены в Волли Вонбон в виде совершенно новых концепций. Отдавая и получая, вы строите взаимоотношения. Чем больше вы отдаёте и получаете с вашим подобием, тем крепче ваши взаимоотношения. В конце концов вы станете партнёром-объектом для этого человека. Итак, если ваша деятельность ориентирована на Бога, добро или истину, она непременно продолжится, выдержав всё.
6. Если вы носите с собой книгу Божественного Принципа, относитесь к ней с большим почтением. Представьте, что это единственный сохранившийся экземпляр. Только вдумайтесь, как серьёзно и внимательно я относился к Волли Вонбон, когда писал первую рукопись. Что случилось бы, если бы эта рукопись потерялась или я умер? Говорю вам: от того, насколько серьёзно ваше отношение, зависят жизнь или смерть целого мира.
Вы когда-нибудь думали о том, что гибель или процветание вашего рода, страны, мира и даже небес и земли зависят от этой книги и от вашего к ней отношения? Вы думали о том, что от этой книги зависит вечная жизнь каждого человека? Если вы никогда не задумывались об этом, поймите, как далеки вы от мира сердца и как долго вам придётся устанавливать связь с теми, кто живёт в таком мире.
7. Я достиг такого уровня благодаря Принципу и вместе с Принципом. С превеликими трудностями я заложил для него основание. Я вложил свои кровь, пот и слёзы в написание Божественного Принципа. Прошу вас, поймите, что каждая его страница насквозь пропитана моими кровавыми слезами и эти слёзы взывают к вам. Я посвятил свою жизнь Принципу и пожертвовал ради него молодостью. Поэтому я и говорю, что с его страниц к вам взывают мои слёзы и кровь. Никогда не идите против Принципа. Не допускайте даже мысли о том, что Принцип, которому я вас учу, ничего не стоит. Сам Бог торжественно склоняется перед ним и чтит его. Такова ценность Принципа.
Суть истины
Истинный Отец подчёркивал, что, когда он писал Волли Вонбон, изначальный Божественный Принцип, у него не было другого выбора, кроме как писать в сжатом виде, без развёрнутых описаний и объяснений, поскольку он хотел передать самую суть истины. Этот текст обладает исторической ценностью, он способен тронуть изначальную душу человека и силой любви произвести в ней настоящий взрыв.
Ю Хё Вон, первый президент Церкви Объединения, тщательно изучил писания разных религий. И он признался, что, когда он впервые начал читать Волли Вонбон, он так глубоко погрузился в изумительный мир истины и так сильно рыдал, что за несколько дней едва смог переписать одну страницу.
8. Я написал Волли Вонбон в виде конспекта. Для каждой страницы требовались десятки страниц объяснений. Обычный человек просто не сможет глубоко его понять, даже если прочтёт и хорошенько обдумает.
Однажды я попросил Ю Хё Вона, изучавшего медицину, объяснить Принцип, но он ответил, что не может это сделать. Тогда я объяснил ему всего одну страницу, после чего он тут же склонился передо мной и сказал: «Простите меня. Я не понимал, что Принцип несёт в себе столь глубокий смысл. Сам бы я ни за что до этого не додумался».
9. Выйдя из Хыннама и прибыв в Пусан, 11 мая 1951 года я начал писать Волли Вонбон. Я записал его в форме конспекта. Никто не мог как следует в нём разобраться, как бы ни старался. Я объяснил Принцип Ю Хё Вону, и только тогда он всё понял. С тех пор он прочитывал каждую страницу рукописи со слезами, да так, что она стала «рукописью слёз». Он приговаривал: «Ну как, как он может быть таким потрясающим?! Такое понимание способно полностью затмить ключевые доктрины христианства и коммунизма!».
10. После того как президент Ю Хё Вон прочитал Волли Вонбон, он письменно поклялся хранить вечную благодарность Богу, даже если его тело станет жертвоприношением Небесам. Когда я впервые встретил Ю Хё Вона, мой путь был одинок. Его приход был воистину устроен Богом. В то время я относился к Принципу с абсолютной серьёзностью. Видя, насколько я серьёзен, Бог сделал всё, чтобы привести ко мне этого человека. Бог сделал это целиком и полностью ради меня. Так я смог достичь того, чего достиг.
11. Я учил Ю Хё Вона так, чтобы он смог систематизировать всё содержание рукописи и представить его в форме Божественного Принципа.
Когда я писал Волли Вонбон, иногда я в логике повествования перескакивал с одного на другое и записывал суть в сжатой форме. Ю Хё Вон получил экземпляр рукописи перед тем, как присоединиться к Церкви. Читая рукопись, он плакал и не мог остановиться. Я уверен, что он первый в истории нашей Церкви был так тронут после прочтения Принципа, что сразу же захотел стать моим учеником. Это произошло, когда он читал Волли Вонбон, а было это ещё до того, как он лично встретился со мной.
Он написал мне письмо, в котором поклялся: «Опираясь на слова, прочитанные в Волли Вонбон, я стану вашим учеником и буду вечно служить вам». И я, тронутый его письмом, поехал из Сеула в церковь Ёндо в Пусане и провёл 21-дневный семинар, в котором он принял участие. Мне говорили, что перед семинаром Ю Хё Вон очень волновался и переживал, какой будет первая встреча со мной. Когда мы встретились, он откровенно рассказал мне всё о своей былой жизни, наполненной множеством важных событий, и некоторые из них я до сих пор не могу забыть.
На семинаре в Ёндо со всеми участниками происходили духовные явления. После семинара они почувствовали себя столь изменившимися, что, вернувшись к своей повседневной реальности, потрясённо признавались: «Я только что побывал в совершенно другом мире, о существовании которого даже понятия не имел!».
Раздел 4. Первопроходческая деятельность
Первопроходцы в Пусане
Прибыв в Пусан в январе 1951 года, Истинный Отец с полгода переезжал с места на место, живя то здесь, то там как беженец. В августе он своими руками построил глиняную хижину в Помнетголе, поселился в ней и приготовился встречать новых членов Церкви. Каждый день он карабкался на гору и слёзно молился с горячим желанием и глубокой тоской, превосходящей тоску Бога, Который неустанно стремился восстановить Своих потерянных детей. В результате к нему маленькими группками стали стекаться гости, откликаясь на полученные от Бога откровения.
Десятого мая 1952 года, когда Отец закончил писать Волли Вонбон, изначальный Божественный Принцип, к нему присоединилась Кан Хён Щиль, студентка второго курса теологической семинарии Корё. За ней последовали другие, включая преподобного Ли Ё Хана, молодого человека, уже ставшего христианским пастором, который присоединился к Отцу 1 декабря. Так Небеса посылали к Истинному Отцу подготовленных верующих. К январю 1953 года число членов Церкви выросло, но в то же время ужесточились гонения со стороны родственников некоторых из них. В итоге Истинный Отец оставил глиняную лачугу в Помнетголе и переехал в Сучондон, а затем переезжал ещё три раза.
1. Во время Корейской войны я три года жил в Пусане как беженец. Там я слышал голоса многих людей, которые обещали встретиться со мной и взывали ко мне. Я не мог встретиться с ними и невыразимо тосковал о них. Для Бога это была хорошая возможность натренировать меня, чтобы я, Его сын на земле, ощутил бы всем сердцем Его тоску о человечестве.
Я не плакал, тоскуя по родителям, и не проводил бессонные ночи, скучая и думая о них. Вопрос был в том, как мне согласно Принципу завершить восстановление Каина и Авеля, что стало бы начальной точкой для продвижения Божьего провидения. Я не мог достичь этого с помощью собственной семьи или родственников. Я должен был создать победное основание вместе с людьми, не являвшимися моей кровной роднёй. Я создал основание родового уровня вместе с людьми из других родов. Затем мне следовало выйти на уровень корейского народа.
2. Живя в пусанском Помильдоне, я от всего сердца искренне молился и с тоской ждал тех, кого нужно было связать с Богом. Духовно я видел, как они приходят, но на самом деле их ещё не было. У меня не оставалось другого выбора, как только ждать подходящего момента. В Помильдоне нас было трое. Я духовно общался с теми, о ком тосковал, а тем временем жил и общался со своими друзьями — горами и долинами.
3. Живя в Помильдоне, я так скучал о людях, что иногда разговаривал сам с собой. Духовно я слышал, как люди что-то говорили, словно находясь за тонкой картонной стенкой. Я слышал их, но не видел их лиц. Если бы только убрать эту картонную стену! Тогда все эти толпы хлынули бы ко мне.
Я слышал голоса людей, которых хотел встретить, и поэтому так о них тосковал! С утра и до вечера я ждал, когда же придут люди. Тосковать о встрече с людьми — очень благородное дело. Как только моя тоска о людях достигала определённой отметки, они тут же начинали приходить и искать меня.
Люди — существа духовные, и если к ним относиться именно так, то, даже если они соберутся уходить, их ноги словно прирастут к полу и они не смогут и шагу шагнуть. Вот такое вот необычное явление. Людей полностью поглощает то, что происходит вокруг.
Знайте, что в ранние годы Церкви Объединения происходили такие духовные явления. Вы тоже должны так тосковать о встрече с людьми. Не беспокойтесь о супругах и детях. Тоскуйте о встрече с людьми ради Божьей воли.
4. Я не поступаю бездумно, когда учу вас: «Проливайте пот за землю, слёзы за человечество и кровь за Небеса с родительским сердцем». Именно так я и живу. Попробуйте свидетельствовать людям, следуя такому учению. Проверьте, правду я вам сказал или нет. Если в вашей церкви нет прихожан, откройте дверь и ждите их. И тогда вы услышите, как они идут к вам. Тоскуйте о людях так же, как я. Тогда найдутся и способы достучаться до них. Когда Кан Хён Щиль впервые пришла в Помнетголь, я был как родитель, тоскующий о потерянных детях.
5. Когда я жил в глиняной избушке в Помнетголе, обо мне прошёл слух: «На самой вершине в Помильдоне живёт главарь-сатанист. Христиане, не ходите туда!». Когда мы проводили собственные службы, все в деревенской церкви знали об этом и сплетничали, предостерегая людей, чтобы они туда не ходили. Но меня это ни капли не расстраивало. Отправляясь молиться на гору, я частенько хватал сатану за воротник и духовно боролся с ним, приговаривая: «Ты не одолеешь меня в этой драке. Однажды ты подчинишься мне». Вот с чего я начинал.
6. Когда я жил в пусанском Помнетголе, там, кроме нашей, была всего одна церковь. Прихожане этой церкви прослышали о том, что мы неплохие люди, хорошо знаем Библию и раньше тоже ходили в церковь, и попытались нам свидетельствовать. Я выслушивал всё, что они говорили. Я очень внимательно слушал их рассказы. Они были уверены, что я непременно присоединюсь к их церкви, и в первый день уходили счастливые и довольные.
Разумеется, на следующий день они возвращались. Я говорил им: «Позвольте задать вам один вопрос». А они не могли на него ответить. И тут я вставлял реплику: «Разве Иисус не знал о таких вещах? Кажется, Библия не слишком хорошо вас учит». Я говорил так не потому, что считал себя лучше их, а потому, что они не слишком хорошо разбирались в Библии. Я убеждал их: «Никто и не говорит, что проблема в самой Библии; проблема лишь в том, что вы недостаточно хорошо её знаете. Если вы не знаете Библию, как вы собираетесь свидетельствовать?». Затем я продолжал: «Я не хожу ни в какую церковь. Тем не менее не хотели бы вы послушать, что я узнал из Библии?». И тут я начинал свой рассказ…
Сначала я не говорил ничего из того, что им тяжело было бы принять. Обычно я смотрел по ситуации: если они были заядлыми спорщиками, я использовал совершенно другой подход и не пытался им перечить. После того как мы беседовали несколько часов подряд, они начинали слушать, что я им скажу.
7. Пока я жил в Пусане как беженец, я построил домишко в Помильдоне, и наша троица собиралась там, чтобы молиться и свидетельствовать. Разговаривая с двумя товарищами, я представлял себе, что общаюсь не только с ними. Я считал, что нас не просто трое, а тридцать миллионов человек. Я разговаривал с парой-тройкой людей, представляя при этом, что выступаю перед миллионами христиан и всем человечеством. Я говорил от чистого сердца и мог так взмокнуть при этом, словно меня слушал весь город. По воскресеньям соседи приговаривали: «Ага, этот парень опять взялся за своё!». Гости вполне могли бы услышать меня, даже если бы я сидел напротив и шептал, но я вещал так громко, что женщины слышали меня за 150 метров.
Однажды одна из прихожанок деревенской церкви проходила мимо и услышала меня. С тех пор она стала приходить по воскресеньям к моему домику, где стояла снаружи и слушала мои речи. Ей было неудобно зайти в комнатку, набитую молодыми парнями. Однако как-то раз она всё-таки зашла и обратила внимание на жалкое убранство комнаты. Мои речи были столь внушительны, что могли бы встряхнуть весь мир, но наша действительность была довольно убогой. И всё же я рассказал ей об объединении мира и сообщил: «Бог — наш Отец, а мы — Божьи сыновья и дочери. Царство Небесное будет построено, а ад — разрушен».
8. В Помильдоне был колодец, и к нему ходили люди за водой. Стоило им нечаянно услышать наше воскресное богослужение, и они терялись в догадках: «Ходят слухи, что люди в этом домике никогда не ссорятся, но тут, кажется, ссора в самом разгаре!».
Однажды ко мне в гости пришёл студент теологической семинарии и сказал: «В истории были люди более великие, чем вы, которые также мечтали объединить мир, но у них ничего не вышло. Как же вы, живя в таком месте, можете думать, что достигнете единства?». Тогда, беседуя с ним, я подумал о том, как выгляжу со стороны, и до меня дошло, что вид у меня действительно убогий. Ну кто поверит всем тем величественным перспективам, о которых я вещаю, сидя в кое-как слепленной хибаре, где слышен шум текущего прямо под полом ручья? Мои гости питались и одевались лучше меня, их уровень жизни был выше, и они не поверили бы тому, чему я учил.
Когда семинарист услышал моё учение, мои слова вызвали оживлённые споры в деревне. Люди, пообщавшись с семинаристом, говорили: «Тот человек на горе кажется таким наивным. Внешне по нему никак не скажешь, что он способен на такие речи, однако его слова воистину невероятны. Он говорит о том, чтобы перевернуть вверх дном весь мир, небеса и землю». Затем они добавляли: «Его жилище такое жалкое и убогое, что там могут обитать лишь духи. Однако он говорит невообразимые вещи — к примеру, о том, чтобы перевернуть весь мир одной рукой, объединить Корею и объединить весь мир». Вот какие ходили слухи. Даже жители окрестных деревень слышали обо мне и шептались: «Поговаривают, будто на горе у колодца живёт один весьма примечательный, хоть и немногословный молодой человек». Чем шире распространялись слухи, тем больше приходило людей.
9. Когда я, беженец, смотрел вниз с Помильдона, моему взору представало множество кораблей в пусанском порту. Я думал так: «Придёт время, когда я сам построю корабль и приплыву в Пусан». Глядя, как большие корабли заходят в порт и выходят в море, я невольно думал: «Когда же мои любимые сыновья и дочери поплывут на этих огромных кораблях и поведут за собой мир? Когда обстоятельства дадут им такую свободу и равенство?». Я думал о Боге, лелеявшем ту же надежду десятки тысяч лет, надежду, которая с каждым днём только растёт. Поразительно, что сейчас я стою на борту своего собственного корабля и выхожу на нём в море!
10. Пусан стал местом скопления беженцев. Стало быть, именно в этом городе могли встретиться самые преданные христиане. Кроме того, в нём собрались люди, которых я знал со времён учёбы и посещения церквей в Хыксокдоне, Пхеньяне и Сеуле. В таких обстоятельствах я и создал нашу Церковь.
Освободившись из тюрьмы в Северной Корее, я восстановил четырёх человек — трёх женщин и одного мужчину. Этот мужчина занимал положение архангела. Три пожилых женщины — Ок Сэ Хён, Джи Сын До и Ли Ки Ван; последняя жила в Сеуле. Я собрал этих четырёх человек в Пусане и начал всё сначала. Я подыскал домик в Сучондоне, и мы создали церковь.
Первопроходческая деятельность в Тэгу
Как только начали приходить новые гости, Истинный Отец обратил свой взор на внешний мир, дав указание Ли Ё Хан встретиться с известными пасторами и духовными лидерами. Двадцатого июля 1953 года он дал своё напутствие Кан Хён Щиль: «Не забывай, что живой Бог на нашей стороне и помогает нам». Он велел ей взять с собой всего одну смену одежды, отправиться в Тэгу и начать там свидетельствовать. Тэгу стал первым местом, где публично прозвучали слова Принципа.
В середине августа он также отправил в Тэгу Ли Ё Хан. Отец планировал, что Ли Ё Хан построит церковь на основании, заложенном женщиной-миссионером Кан Хён Щиль. Наша церковь в Тэгу постепенно росла и укоренялась, и в ней стали проводиться службы для 30-40 новичков, несмотря на гонения и противостояние со стороны христианских церквей.
11. В ранние годы Церкви я возглавлял одно-единственное церковное собрание. Начав с него, затем я собрал нескольких человек и велел им искать духовно открытых людей в стране. Среди тех человек была Кан Хён Щиль, которую я отправил миссионером в Тэгу. Прежде чем встретить меня, эта молодая девушка отвечала за палаточную церковь в Помильдоне. Кроме этой церкви, в долине Помильдон были лишь буддийские храмы. Девушка услышала, что в избушке на самом краю деревни живёт необычный молодой человек, и отправилась свидетельствовать мне. Так я встретил её, и Бог сработал через нашу встречу. Она приходила ко мне каждый день и со временем решила бросить свою палаточную церковь и присоединиться к Церкви Объединения.
И вот я отправил её свидетельствовать в Тэгу. Я послал её туда, поскольку этот район считался южнокорейским Иерусалимом. Я отправил её с пустыми руками. Была причина, почему я отправил её свидетельствовать, даже не дав ей денег на билет. Просто в таких обстоятельствах духовный мир был вынужден помочь ей. Когда она приехала в Тэгу, ей некуда было идти. И духовный мир направил её на встречу с подготовленным человеком. Так и зародилась церковь в Тэгу.
12. Я сказал миссионерке Кан Хён Щиль: «Отправляйся в Тэгу как первопроходец и начинай свидетельствовать!». Впервые встав на путь первопроходца, она расплакалась во время свидетельствования. Тогда Бог доверительно сказал ей: «Ты только что прибыла сюда и уже плачешь, а Я тысячи лет трудился, испытывая горечь и боль». Она уже была готова сбежать, но, услышав голос Бога, решила остаться и терпеть дальше. Размышляя об этом, я вижу, что Бог не слышал ничего из того, что она могла бы сказать Ему о своей доле. Он просто велел ей идти и как первопроходец свидетельствовать людям. Таким образом, когда я отправлял её куда-то вместо себя, кто-то уже ждал её с билетами на поезд, а дальше уже другой человек ждал её с угощением.
13. Предположим, вы отправились свидетельствовать, но ничего хорошего из этого не выйдет, если вы просто сядете и погрузитесь в свои переживания. Это не та миссия, которую можно выполнить с помощью денег; вам нужно создавать условия искреннего посвящения. В этом случае, если вы искренне помолитесь, Бог направит вас. Более того, если вы усердно трудитесь, стирая ноги до кровавых мозолей, Бог сможет работать через вас.
Послушайте рассказы Кан Хён Щиль. Она отправилась свидетельствовать в Тэгу, никого там не зная. Разве её кто-нибудь встречал? Как тяжело ей было, наверное, бродить туда-сюда по улицам! Она оплакивала свою горькую судьбину и молилась: «О Господи, куда же мне идти?». И Бог ответил: «Ты жалуешься в первый же день? Как далеко тебе до сердца Отца, страдавшего тысячи и тысячи лет!». Он имел в виду, что ей придётся пройти ещё больше испытаний. Не так-то просто встретить Бога или открыть для себя Его волю.
14. Когда я был в Тэгу, однажды нашей церкви пришлось переезжать 13 раз в течение месяца. Как только я приезжал в город, все меня сразу узнавали. У христиан была моя фотография, и они, завидев меня, тут же поднимали шум и гам: «Смотрите, это тот самый Мун!». Куда бы я ни пошёл, всюду в церквях поднимался переполох: «А ну-ка вышвырните отсюда этого еретика!». Весь город вставал на уши и пытался выгнать меня вон.